А «грязи», которая может попасть сейчас в ульи вместе с пыльцой и нектаром, увы, приходится бояться. Увы, прошло то время, когда с любым медом из любого улья можно было смело пить чай, а там и лечить разные болезни.
Натуральный цветочный мед при желании и умении можно отличить от меда-сахара. Но вот как узнать о том, что в настоящий цветочный мед попали по чьей-то вине опасные для здоровья человека те же тяжелые элементы (свинец и т. п.), которыми, например, щедро одаривает Шоссе окружающие его луга и леса, или те же ядохимикаты, которыми опрыскивали от вредителей сады или огороды? Здесь все гораздо трудней — такие анализы можно провести только в специальных лабораториях, которых не так и много, да и в специальных лабораториях не все опасные для нашего здоровья вещества можно определить.
Иногда мне приходится выбираться по разным делам в районный центр. И частенько домой я возвращаюсь пешком сначала по достаточно бойкому шоссе, затем сворачиваю с шоссе к колхозному поселку, а там еще километров пять по худой проселочной дороге к себе домой. Почти сразу за районным центром, возле шоссе, устроена большая свалка — всю городскую грязь свозят сюда. Этот мусор часто поджигают, и тогда свалка подолгу чадит едким густым дымом. И в этом дыму, среди смрада свезенного сюда мусо-ра-отходов все равно остаются жить разные травы. И тут во второй половине лета как ни в чем не бывало поднимает свои фиолетовые головки-султаны наш самый лучший медонос — кипрей, или иван-чай. И сюда, к этому кипрею, собравшему, наверное, всю грязь отходов, летят пчелы…
Я часто вижу здесь этих пчел, так и не сумевших «догадаться», какую «грязь» собирают они тут вместе с пыльцой и нектаром. Смотрю на этих пчел с горечью и болью. Я знаю, откуда они прилетели сюда. Они вон из той деревушки, что расположилась возле самого шоссе.
Когда-то шоссе здесь не было, не было поблизости и городской свалки, и местные пчеловоды, предлагая кому-то свой мед, никогда не обманывали, когда говорили, что мед у них натуральный, цветочный, т. е. никаким сахаром своих пчел они не кормят, возле своих пчел никогда не жульничают. Да, это честные люди, я знаю кое-кого из них — они не пойдут на обман. Но, увы, не знают они, что их пчелы вместе с пыльцой и нектаром несут в свои ульи и «грязь» с городской свалки, и «грязь» с обочин шоссе, где тоже по летнему времени цветут и кипрей, и другой наш чудесный медонос — донник. Не знают они, что шоссе опасно для всего живого. А если бы и узнали, то вряд ли сразу отказались бы водить пчел — ведь это ихняя жизнь, ихняя привычная работа-забота, без которой они уже и не могут жить.
А ведь кроме шоссе и свалки достался этой деревушке еще и асфальтовый завод с вечно коптящей трубой. И когда ветер от завода в сторону деревушки, то черный хвост сажи-гари ложится как раз на деревенские пасеки. А ведь при сжигании нефти, мазута выделяется очень много опасных для всего живого веществ. И эта «грязь» тоже попадает в пчелиные домики, в мед, который до сих пор сами пчелово ды искренне считают очень хорошим — натуральным цветочным. Можно ли лечиться таким медом? Не попадут ли тут вместе с медом-лекарством на ваши раны опасные вещества? Не будет ли хуже вам от такого лечения? Я бы от такого меда обязательно отказался.
Наверное, не все из вас сразу поверят мне: мол, что-то обязательно прибавлено в этом рассказе, мол, мед, собранный возле шоссе и городской свалки, под дымом асфальтового завода, пожалуй, и не так уж страшен. Ведь пчелы-то сами не гибнут, а живут, работают, и ничего вроде…
Милые люди! У многих опасных для жизни веществ есть одно страшное свойство — способность накапливаться в больших количествах, как на складе, в определенных местах, тканях живых организмов и продуктов.